Некролог марине ходорковской. Некролог марине ходорковской Мать Ходорковского: У них в колонии все «не положено»

25 октября исполняется ровно год со дня ареста Михаила Ходорковского. Именно 25 октября в аэропорту Новосибирска на борт его самолета поднялись следователи Генпрокуратуры. О том, как семья Ходорковского провела этот год, рассказывает его мама Марина Филипповна.


Мы встретились с Мариной Филипповной Ходорковской в подмосковном местечке Коралово. Там, где находится одноименный лицей. Для родителей Михаила Ходорковского этот лицей стал делом жизни. Делом, которое может исчезнуть: мама знаменитого узника призналась, что средств у лицея осталось не более чем на год.

В лицее учатся 168 детей. У 33 из них никого в мире нет. В минувшую субботу лицею исполнилось десять лет - дети дали праздничный концерт, на котором благодарили "ЮКОС" и учителей. А через два дня - годовщина ареста Михаила Ходорковского. Этот день отмечать не будут никак - по словам Марины Филипповны, традиций по этому поводу еще не сложилось. Она надеется, что и не сложится.

- Марина Филипповна, а сын знает, что у лицея проблемы?

Знает, конечно. И он сказал: "До тех пор, пока у меня есть хоть одна копейка, лицей будет существовать". Но вы же сами понимаете, сейчас ничего нельзя сказать определенно. Вообще, весь этот год для меня как тяжелый сон. Хочешь проснуться, а не можешь.

- Давайте вспомним, что было год назад. Платона Лебедева к тому времени уже арестовали, напряжение висело прямо в воздухе. Многие считали, что Михаилу Ходорковскому лучше уехать из страны, как это сделал, к примеру, Березовский...

Он об этом и слышать не хотел. Я бы, наверное, тоже не уехала. Хотя я, как мать, в какой-то степени хотела, чтобы он был где-нибудь там, на свободе. Но я знаю, что для него морально было бы хуже. Я не думаю, что тем, кто уехал, сейчас морально легко.

- Как вы узнали об аресте?

Все последние годы я, как проснусь, включаю телевизор. Чтобы посмотреть, что говорят про Мишу. Особенно начиная с прошлого лета. Но в тот день я проспала. Мне позвонила сестра Бориса Моисеевича (отца Михаила Ходорковского. - "Известия") и все рассказала. Я сразу поехала к невестке и жила у нее первое время. Было очень тяжело, по телевизору говорили, что его били. Били по голове. Потом это опровергли, но я не верила. Мне звонили адвокаты, говорили, что не было этого. Но я все равно не могла успокоиться, пока его не увидела. Первое свидание было через несколько недель. Точно уже не помню, но после ареста прошло уже много времени. Я очень волновалась, подготовила целый список вопросов. И одна женщина, сотрудник "Матросской Тишины", увидела этот список и сказала: "Давайте, чтобы вы времени не тратили, я вам расскажу". И пока я ждала, она мне рассказала, как он питается, в каких условиях живет... Я очень боялась увидеть Мишу скисшим, сломленным. Но когда увидела его глаза, поняла, что с этим все в порядке. Он сам сразу сказал: мама, я чувствую себя хорошо, не волнуйся. Но я, конечно, понимаю, что первые дни были для него самыми тяжелыми.

- Сын изменился за этот год?

Разве что похудел. А морально - абсолютно никак не изменился. Он знал, на что идет. Считает, что сделал все так, как должен был.

- А как супруга, дети Михаила Борисовича отнеслись к тому, что его арестовали?

Для жены все это, конечно, очень тяжело. Нам с Борисом Моисеевичем проще - мы понимаем, что происходит, мы еще помним рассказы тех, кто пережил 37 год. А она выросла уже совсем в другой среде, для нее это катастрофа. Она мне рассказывает, что на свиданиях просит охранников хотя бы дотронуться до него. Двое мальчишек и дочь растут без отца. Особенно тяжело для Насти, ей ведь 12, все понимает. Хорошо, в школе у нее нормальный директор, и там все в порядке. Я спрашиваю ее, как ребята на все это реагируют, говорит, что все нормально. Да я и сама видела, когда к ней девочки в гости приезжали на день рождения, что все в порядке.

- А младшие - Илья и Глеб?

А они пока почти ничего не понимают. Они привыкли, что папа вечно в командировках. Хотя уже задают вопросы. Например, что такое тюрьма, почему из нее не отпускают людей. На ближайшее свидание их разрешили взять с собой. Договорились так, что если будут плакать, то их сразу уведут. - Настя приходила, а сыновей Миша уже год не видел. Настя, кстати, и в суд приходила. Ее сначала пустили, а потом выгнали. Оказывается, есть какая-то норма, по которой в суде нельзя находиться до шестнадцати лет. Она так обиделась. Говорит: "Я что, плохо себя вела!? Я вообще молчала".

- После ареста отношение ваших знакомых, подруг как-то изменилось?

Нет, вы знаете, все с пониманием все восприняли. Ни от кого никогда не слышала ничего плохого за это время. А вот бывшие партнеры Миши - там сразу очень хорошо высветилось, кто есть кто. Что самое интересное - те, кого Миша считал очень хорошими знакомыми, с кем он часто общался, вдруг звонить перестали. А те, кто был более, скажем так, далек, стали постоянно звонить, предлагать помощь. Те, от кого мы этого даже не ожидали, предлагали чуть ли не детей взять на время. На первых Миша не обижается. Он понимает, что это жизнь, что люди разные и что не могут быть все идеальными и порядочными.

- Вам сейчас приходится и передачи носить, в очереди в СИЗО сидеть. Вы ощущаете себя частью этого сообщества родственников заключенных?

Конечно. Там никто к нам по-особому не относится. Один раз только женщина, которая откуда-то издалека приехала, говорит: "Ну, что маво посадили - это ладно, но тут же сам Ходорковский!" Мы ей ничего не стали говорить. Вот только холодно там, в приемном отделении. Здание старое, трубы, видимо, совсем сгнили. Я предложила прислать людей, чтобы ремонт сделали. Говорят: нельзя. Вообще, персонал "Матросской Тишины" очень корректно себя ведет. Другое дело, что есть какие-то строгости, связанные с режимом. Лекарства, например, очень трудно передать. Миша просил что-нибудь для желудка, питание - сами понимаете. И оказалось, что очень трудно передать обычный Альмагель. Письма с трудом доходят. Я два послала, дошло только одно. Кстати, с телеграммами проще. В них же невозможно ничего водяными знаками написать, поэтому их не так досматривают. Но мне Миша однажды сказал, что в пионерском лагере было хуже. Пространство такое же ограниченное, но передач два раза в неделю не было. Тем более отоспался за пятнадцать лет. Он просит побольше орехов - они в камере очень почему-то любят орехи. Все время говорит, что у них самая чистая камера, что он всех заставляет поддерживать чистоту. Говорит, что много двигается. Я его спросила: "Как же ты там двигаешься, камера-то маленькая, вас четверо?" Он говорит: "А они все лежебоки, так что у меня много места".

- Он пытался спрогнозировать, когда и как все это может закончиться?

Он понимает, что делать прогнозы бессмысленно. Даже суд проходит абсолютно непредсказуемо. В суде читали-читали документы, а потом ни с того ни с сего начали допрашивать свидетелей. Но многие свидетели обвинения так выступают, что защита лучших бы не нашла. В четверг, вот, был бывший замдиректора "Апатита" Владимир Серегин. И он рассказывал, как плохо было до прихода Миши и как хорошо после. Шохин ему говорит: он же вас уволил. А тот: ну и правильно уволил, они, дескать, молодые, а нас уже на пенсию пора было отправлять. Мне и Миша как-то сказал, что с каждого заседания он выходит с хорошим настроением.

- За этот год прошли выборы президента. Владимира Путина поддержало большинство населения страны. Как Михаил Борисович к этому относится?

Очень философски. Он понимает, что Путин будет у власти, пока этого хотят люди. И понимает, что таких, как он, будут разорять и сажать до тех пор, пока большинство людей этого хочет. Он понимает, что не он последний. Он видит, что власть делает очень серьезные ошибки, но понимает, что все это потому, что люди хотят, чтобы было именно так.

- Я понимаю, что говорить об этом пока рано. Но все же, когда Михаил Борисович выйдет на свободу, что он будет делать? Будет ли продолжать заниматься бизнесом?

Он всегда говорил, что занимается бизнесом лет до 45. А после этого будет заниматься просветительской деятельностью. Это и лицей, и фонд "Открытая Россия". Он уверен, что к демократическому обществу нужно приходить через широкообразованных людей. Мне кажется, бизнесом он больше не будет заниматься. И уж точно не будет заниматься политикой - он этого никогда не хотел.

Е.АЛЬБАЦ: Добрый вечер, 20.07, в эфире радиостанция «Эхо Москвы» и телекомпания RTVi. И я, Евгения Альбац, как всегда, начинаю нашу традиционную программу, посвященную ключевым событиям недели, тем событиям, которые будут иметь влияние на политику ближайших недель и месяцев. На прошлой неделе, 17 марта, закончились предварительные слушания по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. 31 марта, за день, кстати, до того, как президент Медведев встретится с президентом США Бараком Обамой в Лондоне, в Хамовническом суде откроются уже регулярные слушания – будем надеяться, что туда будут допущены журналисты. Нет сомнений, что дело ЮКОСа самым кардинальным образом повлияло на внутреннюю политику в России во время президентства Владимира Путина. Равно как очевидно, что второе дело ЮКОСа окажет влияние на политику теперь уже президента Дмитрия Медведева. С обеих сторон ставки чрезвычайно высоки: для Ходорковского и Лебедева это перспектива получить еще один, очень долгий срок. Для президента Медведева – перспектива стать заложником тех товарищей в погонах и без, кто несколько лет назад, при помощи компашки «БакалФинансГрупп», зарегистрированной в распивочной «Лондон» в Твери, забрали себе колоссальную собственность – это дело уже принято к рассмотрению Страсбургского суда. Понятно, что для нас всех ставки тоже очень высоки. Потому что если второй процесс пойдет по модели первого, если Ходорковский и Лебедев получат новый срок, это значит, что можно будет поставить крест на реформе судебной системы страны, на реформе правоохранительных органов в стране и на электоральной демократии в России. Именно поэтому дело Ходорковского и Лебедева привлекает внимание мировых СМИ, это один из самых громких процессов и вероятно, весь этот год мы, так или иначе, будет возвращаться к этому процессу. Собственно, об этом мы и будем говорить сегодня в студии «Эхо Москвы». Я назвала эту передачу «Дело Михаила Ходорковского: личный взгляд», и это будет именно личный взгляд. Для меня большая часть, что Марина Филипповна Ходорковская, мама Михаила Борисовича Ходорковского, пришла сегодня в студию «Эхо Москвы». Спасибо большое.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: И вам.

Е.АЛЬБАЦ: В студии и генерал КГБ в отставке, человек, который много лет работал вместе с Михаилом Ходорковским, в компании ЮКОС, Алексей Петрович Кандауров. Спасибо вам, что пришли.

А.КАНДАУРОВ: Спасибо вам, что пригласили.

Е.АЛЬБАЦ: Я уже сказала, что с моей точки зрения, невероятно высокие ставки – для вас, марина Филипповна, это понятно, и для Бориса Моисеевича, кстати, хочу сказать, что мы приглашали на передачу и Бориса Моисеевича Ходорковского, он, к сожалению, неважно себя чувствует – надеюсь, в следующий раз он к нам придет, и мы с ним сможем поговорить. На сайт передачи пришло много всяких сообщений, больше ста. Там есть, конечно, свое количество неприятных вещей. Но очень много просто добрых пожеланий - и здоровья, мужества, - очень добрые слова. Причем, несколько человек примерно такую фразу написали: я никогда не поддерживала Ходорковского, но наблюдая все годы то, с каким мужеством, как он держится, я стала его ярым сторонником, - такие там слова сказаны. И мой первый вопрос. Судья Виктор Данилкин в Хамовническом суде отказал во всех без исключения ходатайствах, которые предлагала защита - их было 12 , и удовлетворила одно ходатайство гособвинения, которое позволяет содержать под арестом по второму делу. Очень многие не понимают – это действительно такая трудная юридическая коллизия, когда осужденному по одному сроку предъявляют следующее обвинение и арестовывают, то таким образом осужденного из колонии переводят в тюрьму, где условия содержания значительно более жесткие. Я хотела спросить, марина Филипповна, вы когда в последний раз видели Михаила Борисовича?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: В пятницу, 20, в СИЗО, в Матросской Тишине, один час дают – через стекло и по телефону.

Е.АЛЬБАЦ: А если бы он не был арестован по второму делу, это как было бы?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Это была бы колония, в колонии бывают раз в квартал трехдневные свидания – это такое общежитие, довольно приличное, там живешь три дня вместе с осужденным и общаешься - в отдельной комнате, кухня есть - нормальные бытовые условия.

Е.АЛЬБАЦ: Адвокат Ходорковского Клювгант говорит, что 4 из 4,5 лет они в тюрьме. И все эти 4 года у вас возможность встреч была на час.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: ну, в Чите давали иногда немножко больше – иногда и два часа давали.

Е.АЛЬБАЦ: А летели вы сколько до Читы?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Шесть часов.

Е.АЛЬБАЦ: как часто свидания разрешены?

Е.АЛЬБАЦ: два раза в месяц. Но летать в Читу два раза в месяц очень тяжело. Ночные рейсы, с пересадкой.

Е.АЛЬБАЦ: Если не секрет, о чем вы в пятницу говорили с Михаилом Борисовичем?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Вообще за час ничего не успеваешь. Какие-то отдельные реплики с нашей стороны – о здоровье, что нужно, нужны ли какие-то лекарства - вот такое в основном. Ну, про себя говоришь. И еще он говорил о том, что он намерен говорить на предстоящем суде. Могу я об этом говорить?

Е.АЛЬБАЦ: ну, конечно.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Что он просил сказать – что он о политической мотивированности дела говорить не хочет на этом суде. Он хочет говорить именно о существе, то есть, о экономической части, об абсурдности ее, о том, что украсть 350 миллионов тонн нефти физически невозможно, - об этом он хочет говорить. А поскольку, пожалуй, кроме него у нас никто не может знать корпоративное право и нефтяную отрасль, то вероятно, защищать ему придется все-таки самого себя.

Е.АЛЬБАЦ: То есть, он берет защиту на себя?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: В какой-то мере. Именно ту часть, которая касается производственного процесса, реализации нефти – он будет стараться довести это до сведения людей сам. И второе. Он очень возмущался тем, что сейчас многие высказываются, что в 90-е гг. все нарушали закон, и поэтому нужно либо всех сажать, либо всех выпускать – он с этим абсолютно не согласен. Он говорит, что ЮКОС не нарушал закон, действовал в разрезе тех законов, которые были тогда, а если он изменились, то простите, за это судить нельзя.

Е.АЛЬБАЦ: Как он себя чувствует?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Ну, в общем, очень боевой…

Е.АЛЬБАЦ: несмотря на 5 лет тюрьмы. Понятно Адвокат Клювгант в своем комментарии к завершению предварительных слушаний сказал - он говорил о том, что их держали и держат в тюрьме, и что это явное ужесточение наказания в обход приговора суда - ровно так он высказался. И дальше он сказал следующую фразу: такую ситуацию можно объяснить или желанием сломить подсудимых, или местью. Алексей Петрович, с вашей точки зрения, чего добиваются – это месть или это желание сломить?

А.КАНДАУРОВ: думаю, что за 5,5 лет, что касается Михаила Борисовича и почти 6 лет, что касается Платона Леонидовича, думаю, что те, у кого есть желание сломить, они убедились, что это совершенно бессмысленное занятие. Я много раз об этом говорил, - что на Ходорковского и Лебедева воздействовать такими методами бессмысленно: карцер, голодовки, неправедные судебные решения – множество – они через это через все уже прошли. Я написал тут одну статью, я сказал, что это уже лагерники шаламовского типа. Поэтому я не думаю, что власть тешит себя иллюзией, используя такие методы, их сломить, потому что это практически невозможно – это уже прилюдно доказано. Что касается мести – не знаю, возможно. Но думаю, что тут даже не месть, - нынешняя власть она просто в другой парадигме свои действия не мыслит, и гуманитарные моменты – что касается этих двух заключенных – они в мозгах у тех людей, кто определяет течение этого дела, у них просто отсутствует.

Е.АЛЬБАЦ: Но не случайно Ходорковского отправили именно в Читу?

Е.: Конечно, не случайно, он сам сказал: «меня там спрятали». Марина Филлиповна уже говорила - 6 часов лететь. Тем более, что по действующему тогда законодательству они обязаны были отбывать там, где совершили преступление.

Е.АЛЬБАЦ: Но зачем это делается, какая-то задача ставится?

А.КАНДАУРОВ: Здесь ставилась чисто политическая задача – с тем, чтобы его изолировать от мега-региона, чтобы его изолировать от политической поддержки – чтобы его забыли. Но жизнь повернулась так, что его не только не забыли, а сейчас последняя динамика социологических опросов свидетельствует о том, что настроение людей меняется в пользу Ходорковского и Лебедева - потому что «Бог шельму видит». И потом, понимаете, масштаб личности просматривается. Ну, представьте себе какое-нибудь лицо из противного лагеря – представьте, чтобы кто-нибудь из них – не дай бог, если бы они оказались в такой ситуации, как Ходорковский, и кто-нибудь из них ушел бы в сухую голодовку ради своего товарища? То, что Михаил Борисович делал ради Алексаняна. Он же не понимал – снизят они давление на Алексаняна, не снизят. Сухая голодовка это очень большой риск не только для здоровья, но и для жизни. Представьте кого-нибудь из них, из этой публики, что они объявляют сухую голодовку? Я себе не представляю. Поэтому народ это видит, народ читает письма, которые пишет Ходорковский оттуда. Я считаю, что письма совершенно блестящие – и по форме и по содержанию, и главное, по мысли. Последнее письмо, по-моему, недооценено «Третий левый поворот» - посмотрите, - я просто слежу за динамикой, как развивается кризис, и как меняются настроения – прежде всего, на Западе – там предсказано все с точностью. Я тут прочитал книгу Стиглица «Имеет ли шанс лауреат нобелевской премии» - там просто параллельные мысли с Михаилом Ходорковским.

Е.АЛЬБАЦ: Марина Филипповна, а вам как кажется – продолжают мстить Ходорковскому?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Да, конечно.

Е.АЛЬБАЦ: А за что? Что это такое?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Во-первых, это - я бы сказала так – масштаб тех личностей, которые просто по-другому не умеют себя вести. Ну и. вероятно, все-таки какая-то боязнь.

Е.АЛЬБАЦ: А что бояться? Раньше он был богатый, красивый мужик, ездил, выступал по всей России - тут хоть было понятно – зависть была, - высокий, хорошо сложенный. А сейчас, что сейчас?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Мне кажется, что за эти годы ему сделали, если можно так сказать, такой пиар - если раньше в Краснокаменске, Чите, вообще не знали, что происходит в мире, то теперь там, по-моему, каждый продавец обо всем знает. Соответственно, и в Москве. И наверное, все-таки у Миши есть какие-то организаторские способности, лидерские, и увидев его на свободе, может быть, он будет лидером центра какого-то объединения, которое у нас никак не может сложиться – может быть, этого?

Е.АЛЬБАЦ: Понятно. То есть, они боятся, что если он выйдет, то может пойти в политику. Поэтому надо додавить, добить сейчас.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Кстати, он в политику никогда не хотел идти, и мне кажется, что его сейчас подталкивают двумя руками, - чтобы он туда шел. Примет он это, или нет, - я не знаю, для этого надо выйти.

Е.АЛЬБАЦ: В интервью, которое Ходорковский дал писателю Акунину, оно было опубликовано в русском «Эсквайре», писатель спрашивает Ходорковского: «Почему вы вообще согласились участвовать в этом суде, в этой заведомой профанации правосудия? Не правильнее ли было с самого начала объявить: делайте со мной, что хотите, я в объективность вашего суда не верю и подыгрывать вам не собираюсь? Или у вас были иллюзии?». И ответ Ходорковского: «Будете смеяться: я оказался достаточно наивным человеком. То есть, у меня не было сомнений, что прокуратура сможет долго держать меня в тюрьме, но я почти до конца не верил, что суд сможет вынести обвинительный приговор без доказательств и главное, вопреки очевидным фактам, да еще в открытом процессе». Неизбежно возникает опять этот вопрос, который однажды задал Акунин. Понятно, что первый процесс был совершенно политическим – это была пародия на правосудие. Сейчас – второй процесс. После предварительных слушаний, когда отказали в 12 ходатайствах защиты тоже понятно примерно, куда идет. Почему Ходорковский считает необходимым в этом участвовать?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Мне кажется потому, что ему хочется объяснить людям реально что произошло - именно не с политической точки зрения. По-моему, он просто мечтает об этой трибуне, которая ему, может быть, последний раз будет представлена.

Е.АЛЬБАЦ: Ну, Так грустно зачем?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Нет, этот суд – это трибуна какая-то, а что будет дальше, неизвестно. Мне кажется, что для него большое значение имеет именно репутация, которая будет в народе, и он хочет донести то, как он понимает это обвинение.

Е.АЛЬБАЦ: Еще когда было предъявлено это обвинение, у нас в журнале Егор Гайдар и Владимир Милов подробно анализировали обвинение, они писали о том, что это абсурдно - то, что предъявляют сейчас - что он украл чуть ли не всю нефть, которая когда-либо производилась ЮКОСом. Он надеется, что на суде ему дадут возможность говорить? А дадут?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Он считает, что дадут. А я очень боюсь, что нет.

А.КАНДАУРОВ: Видите, в чем дело - Михаил Борисович очень правильно написал: «верю всегда - дорогу осилит идущий». Я в этой ситуации тоже, как ни странно, верю. Хотя чисто политологически те прогнозы, которые звучат, что будет неправосудно-политическое решение и обязательно будет приговор.

Е.АЛЬБАЦ: Просто всех очень напрягли предварительные слушания.

А.КАНДАУРОВ: Если говорить о предварительных слушаниях, то я считаю, что прокуратура вчистую проиграла просто. Ведь все эти решения по предварительным слушаниям, все те высказывания нелепые прокуроров, которые там звучали – это прямой ход в Страсбург. Даже процесс можно сейчас не проводить - все, что наговорили прокуроры в Страсбург отправляй, и все будет понятно.

Е.АЛЬБАЦ: Елена Липцер, адвокат Платона Лебедева уже заявила, что будет готовить документы – там же уже три жалобы.

А.КАНДАУРОВ: Они говорили нелепости, которые свидетельствуют о том, что они предвзяты и априори несправедливы. Я-то считаю, что адвокаты блестяще провели предварительные слушания, на голову переиграли прокуратуру. Как ни странно, я все эти разговоры о политическом решении – понимаете, меня что в этом не устраивает? - что общество, и элита общества – политологи, политики, когда они об этом заявляют, что на самом деле говорят? Что такое политическое решение? – это вынесение заведомо неправедного правосудного приговора, это уголовно наказуемое преступление. Я не знаю, должен ли это понимать судья? А тот, кто - условно говоря, я сейчас говорю условно – а если существует в этом процессе телефонное право, то это 294 статья – «воспрепятствование осуществлению правосудия» - это тоже уголовно-наказуемое преступление. То есть, мы заранее говорим, что судья совершает уголовно-наказуемое преступление и те, кто давит – или советуют – тоже совершают уголовно-наказуемое преступление. Если все у нас таким образом складывается – это ужасно. Адвокаты и обвиняемые достаточно справедливо заявляют, что на самом деле обвинение абсурдное. Я читал возражения Платона Лебедева на предъявленные обвинения – ну, слушайте, это конечно… Знаете, когда учитель объясняет ученикам юридическую грамоту – когда все перепутано: уголовное и гражданское право, корпоративное, предпринимательское право, когда это все смешивается в кучу и из этого пытаются сделать обвинение. Поэтому я считаю, что шанс - потому что уверен, что Ходорковский и Лебедев и их высококвалифицированные адвокаты – они просто должны – по тому, какое есть обвинение и по их квалификации, наголову разбить представителей обвинения. И я не знаю, как в такой ситуации, когда все это будет разбито наголову, как в такой ситуации можно вынести заведомо неправосудное решние. Конечно, можно…

Е.АЛЬБАЦ: А как по первому делу вынесли?

А.КАНДАУРОВ: Ну хорошо, это было первое дело. Но на секундочку – по первому делу в Страсбурге уже лежат документы. И мы не знаем, может быть, в Страсбурге будет принято решение, пока будет идти процесс. Но те обвинения, которые сегодня предъявляются - на мой взгляд, на взгляд обвиняемы и адвокатов – они еще более абсурдны, чем были те обвинения. Ну, представьте себе: предъявляется обвинение, что они присвоили путем хищения 350 миллионов тонн нефти с 1998 по 2003 гг. – это все, что добывалось. Ну как? Ну, это просто, понимаете…

Е.АЛЬБАЦ: К сожалению, должна вас прервать - уходим на новости и через пару минут вернемся в эфире.

Е.АЛЬБАЦ: Еще раз добрый вечер - 20.33. В студии Марина Филипповна Ходорковская, мама Михаила Борисовича Ходорковского и генерал-майор КГБ в отставке, Алексей Петрович Кандауров, который много лет работал вместе с Ходорковским и Лебедевым и до осени 2007 г. был депутатом Госдумы РФ от фракции Компартии РФ. Вот еще о чем хотела спросить – возвращаясь к тому знаменитому интервью Акунина с Ходорковским. В этом интервью Михаил Борисович впервые назвал имена тех, кто его активно сажал – в частности, нынешнего вице-премьера Игоря Сечина. А среди тех, кто, по его определению, были скорее сторонниками игры по правилам – он говорил о том, что был силовой блок сторонников игры без всяких правил и были сторонники игры по правилам – до определенной степени, - подчеркивает Ходорковский. Так вот он назвал нынешнего президента Дмитрия Медведева, который во время первого дела ЮКОСа был руководителем администрации президента Путина. С вашей сугубо личной точки зрения. Дмитрий Медведев – он сейчас в какой команде? Той, что по прежнему, без правил, или все-таки он остался в команде тех, кто стремится играть хоть по каким-то правилам? И как это может повлиять на исход процесса?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: У меня такое ощущение, что он еще себя не определил.

Е.АЛЬБАЦ: НО тогда, когда он был руководителем администрации президента, насколько я понимаю, Медведев был просто в дела ЮКОСА, – правильно?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Насколько я знаю – против.

Е.АЛЬБАЦ: Вы думаете, что сейчас он пока еще не решил, в какой команде будет играть?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Мне кажется, так.

Е.АЛЬБАЦ: Алексей Петрович, наверное, вы понимаете логику своих бывших коллег по Лубянке - вы все там были люди разные и я никоим образом не хочу одной краской мазать, но, тем не менее, согласитесь, за последние годы честь мундира, который вы когда-то носили, здорово оказалась помазана - не нами журналистами, которые вас критиковали в 70-80-е, а все эти разговоры про «чистые руки и холодное сердце» - оказалось, что это был еще один крутой миф. Раньше казалось, что такие были только в Пятом главке, а сейчас оказалось, что это, в общем, и в разных других.

А.КАНДАУРОВ: Пятого главка не было, было просто Пятое управление.

Е.АЛЬБАЦ: да, извините – идеологическая разведка. Наверное, вы понимаете логику этих людей – они могут выпустить Ходорковского? В их логике мести: догнать и забить, как собаку, не позволить, надо обязательно врага подавить, поставить на колени? В этой логике они могут позволить, чтобы Ходорковский вышел?

А.КАНДАУРОВ: Если они мыслят в этой логике, то конечно, нет. Но я–то все-таки надеюсь, что высшее руководство страны не может в такой логике мыслить. Кем бы в прошлом ни были эти ребята, где бы они ни служили. То есть, если они мыслят в такой логике, тогда просто у страны нет никакого будущего, она обречена. Мне трудно сказать, в какой они мыслят логике, у меня есть своя логика – я бы мыслил совершенно по-другому, и в 2003 г. Если бы я был, - вот я, чекист, - если бы я был – я бы Ходорковского сделал премьер-министром. И сегодня мы были бы в совершенно другой экономической ситуации. Потому что для меня понятен масштаб и профессиональное умение этого человека.

Е.АЛЬБАЦ: Вы говорите о высших руководителях страны, но я вам напомню, что тогдашний президент Владимир Путин об этой конторке «БайкалФинансГрупп» сказал: «я знаю этих людей», а потом журналисты узнали, что она зарегистрирована в этой распивочной «Лондон».

А.КАНДАУРОВ: Ну, что я могу сказать - это грустно все. Это не уровень президента.

Е.АЛЬБАЦ: Но вы полагаете – они способны понять, что дальше нельзя продолжать в такой логике действий:

А.КАНДАУРОВ: Понимаете, они ведь не в замкнутом пространстве живут. Есть определенное информационное пространство, которое они тоже изучают, есть определенное состояние российского общества, есть, в конце концов, кризис, который на самом деле – хоть Шувалов и говорит, что мы достигли дна, но я не понимаю, на основании чего он к такому выводу пришел. То есть, есть масса очень серьезных проблем, которые, в том числе, ослабляют их власть. Поэтому я считаю, что если они будут мыслить в такой логике, как вы говорите, в этой экономической, социально-политической ситуации, то это не будет ни в коем случае укреплять их власть.

Е.АЛЬБАЦ: Еще одна цитата из Ходорковского в интервью «Собеседнику» - 17 марта оно было опубликовано, цитата: «Я уважаю Дмитрия Медведева как легитимного президента России, хотя его политические взгляды мне не до конца ясны. ЮКОС он точно не грабил, и нас с Платоном Лебедевым опасаться не может», - конец цитаты. Марина Филипповна, но ведь был и те, кто грабил, были те, против кого сейчас в Страсбургском суде дело именно об отъеме собственности. А ведь эти люди занимают высокие кресла, в том числе, вице-премьерское кресло. Вы полагаете, они могут позволить Ходорковскому выйти на свободу?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Я очень в этом сомневаюсь. У меня такое ощущение, что все будет зависеть от настроя нашего народа. Если они почувствуют, что настрой перешагнул какую-то черту, - я имею в виду черту спокойствия и благожелательного отношения и большого рейтинга к этой части, о которой вы говорите, - тогда, может быть, и выпустят. Если же народ по-прежнему будет спокойно взирать на все, что происходит - тогда зачем выпускать?

Е.АЛЬБАЦ: Скажите, а Михаил Борисович - мстительный человек?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Мстительный? Абсолютно нет. Меня даже удивляет это. Я думала, что он за эти годы как-то озлобится – наоборот, по-моему, он стал даже мягче.

А.КАНДАУРОВ: Он таким никогда не был, абсолютно. Это не его.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: нет, это не его. Граф Монте-Кристо – это я.

Е.АЛЬБАЦ: Правда?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Несомненная правда.

Е.АЛЬБАЦ: Вопрос от Демьяна, риэлтора из Москвы: «Ходорковский потребовал от прокуратуры принять меры, вплоть до наложения ареста, к сохранению имущества ЮКОСа. Какова судьба этого требования?»

А.КАНДАУРОВ: Поскольку прокуроры сочли, что не было официального ходатайства, а было просто заявление, они его не приняли во внимание.

Е.АЛЬБАЦ: Вообще. Еще вопрос от Демьяна: «В спецслужбах страны и силовых ведомствах еще остались порядочные люди, спецы, которые не легли под Путинский режим? Есть ли у них шанс изменить ситуацию?»

А.КАНДАУРОВ: Порядочных людей всегда достаточно и хватает. Но понимаете, какой шанс? Вообще спецслужбы должны заниматься теми задачами, которые им определяет законодательство. Они не должны лезть в политику, они должны решать свои сугубо профессиональные задачи.

Е.АЛЬБАЦ: У нас в законодательной власти спецслужбы, в исполнительной власти спецслужбы, в Кремле – спецслужбы.

А.КАНДАУРОВ: Нет, это не спецслужбы. Это люди, которые раньше были в спецслужбах -= часть из них. Спецслужбы должны заниматься своими сугубо-профессиональными задачами. И не решать, под Путиным они лежат, не под Путиным – в нормальном государстве – такого не должно быть. Президенты приходят и уходят, есть сменяемость президентов. А спецслужбы должны заниматься совей профессиональной работой: бороться с террористами, много чего есть, много с чем бороться.

Е.АЛЬБАЦ: Путин их сделал богатыми

А.КАНДАУРОВ: Не всех. Ну, зачем?

Е.АЛЬБАЦ: Но многих. Вы будете отрицать, что сегодня ФСБ это конгломерат бизнесов?

А.КАНДАУРОВ: Ну, кто-то конгломерат, а кто-то пашет, как пахал во все времена.

Е.АЛЬБАЦ: да, я знаю генералов, которые ходят в старых пальто.

А.КАНДАУРОВ: Это очень узкая прослойка, которая допущена к кормушке – абсолютно это не распространяется на всех сотрудников спецслужб. Другой вопрос, что спецслужбы сегодня с советским времен не реформированы. На мой взгляд, есть куча функций, которые в новой структуре экономики, в новой политической системе, они себя исчерпали. Это долгий разговор – их надо реформировать и делать современными, мобильными, с тем, чтобы они отвечали…

Е.АЛЬБАЦ: Да-да, ровно об этом мы и говорили в 1991 году. Вы на это и нарвались, на эти грабли. Журналист из Одинцова, Янсон Янис: «Мне не раз приходилось бывать у вас в лицее и писать о нем. Я писал, что человек, создавший такое удивительное учебное заведение, девиз которого «Честь, достоинство, Отечество», не может быть преступником». Вы несколько раз выражали надежду, что власть проявит снисхождение к сыну, и он будет выпущен из тюрьмы, но надежды не оправдались. Сегодня вы верите в возможность освобождения вашего сына?»

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Я хочу верить, что Дмитрий Анатольевич, в конце концов, не захочет выглядеть в очень неприглядном свете не только у себя в стране, но и в зарубежье, с которым ему придется не один год иметь дело.

Е.АЛЬБАЦ: Поразительное совпадение, что 31 мая начнутся открытые слушания в Хамовническом суде, а 1 апреля в Лондоне президент Медведев встретится с Обамой.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Я все-таки надеюсь, что Дмитрий Анатольевич несколько другой человек, чем Путин – вырос в другой обстановке, кончал другое учебное заведение – его ментальность должна быть какой-то несколько другой, чем у Путина. И поэтому мне кажется, что все-таки совесть у него должна быть. Другой вопрос, что, может быть, ему сейчас опереться не на кого. Я ему желаю, чтобы он создал команду.

Е.АЛЬБАЦ: Кстати, Алексей Петрович, вы заканчивали Краснознаменную школу Андропова?

А.КАНДАУРОВ: Нет, Минскую. Ту, которую после меня Иванов заканчивал, Патрушев – они года на два позже меня заканчивали.

Е.АЛЬБАЦ: «Марина Филипповна, а как у вас дела в Кораллово, как вы объясняете детям, что происходит у нас в стране, как на лицее отразился кризис? Дай бог всем вам и вашим близким силы и мужества» - Ольга, пенсионер, Москва.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Лицей существует, пока что у нас там все нормально, как было. А в отношении детей – понимаете, они имеют возможность пользоваться компьютерами, получают всю литературу. А давить на них мы не давим – пусть решают сами и создают свое мнение сами.

Е.АЛЬБАЦ: А вам они задают вопрос?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Да, задают вопросы, - ну, малыши нет, а старшие все понимают.

Е.АЛЬБАЦ: Если можно – если вопрос не годится, скажите, я его сразу сниму – дети Михаила Борисовича вам задают вопросы - что произошло с папой?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Нет, у нас таких разговоров не было.

Е.АЛЬБАЦ: Понятно. Еще вопрос. Платон Лебедев заявил через своего адвоката, что он собирается привлечь к ответственности прокурора Шохина и прокурора Лахтина. Это не фигура речи?

А.КАНДАУРОВ: Это не фигура речи. Он уже давно обращался с соответствующими заявлениями в генпрокуратуру, в том числе, обращался с заявлением привлечь к уголовной ответственности бывшего зам.генпрокурора, сейчас он член Совета Федерации, г-на Бирюкова. Он эти попытки делает. Другой вопрос, что эти попытки ничем не заканчиваются, но такого рода заявления он делает.

Е.АЛЬБАЦ: Защита заявляла ходатайство о возвращении дела в Генпрокуратуру – они говорили о том, что это дело необходимо соединить с делом Алексаняна, и в-третьих, - пишет адвокат Клювгант – дело надо вернуть в Генпрокуратуру, потому что в обвинительном заключении странным образом отсутствует перечень с доказательствами защиты и список свидетелей защиты. Адвокаты, в частности, включили в список свидетелей прокурора Лахтина – по закону прокурор не может участвовать в процессе, если он значится в списке свидетелей, что это такое, как это может быть, что в обвинительном заключении отсутствуют доказательства защиты и список свидетелей? Как это вообще может быть?

А.КАНДАУРОВ: Когда я говорил, что на предварительных слушаниях прокуроры наговорили всяких нелепостей, которые можно отправлять в Страсбург – они утверждают, что вообще там есть два посыла. Один посыл – что гособвинители не должны обращать внимания на обстоятельства и доказательства невиновности обвиняемых и второй посыл, что никаких доказательств, которые есть у нас – ну, представьте себе – провели обыск у адвоката или провели обыск, из ЮКОСа вывозили тонны документов. Наверняка в этих документах есть те, которые были бы интересны защите для того, чтобы доказывать свою позицию. Но прокуратура говорит, что мы не обязаны вам эти бумаги предоставлять - делайте, что хотите. Понимаете абсурдность ситуации? Точно так же получилось со списком свидетелей. Подали список свидетелей защиты, которые хотели бы, чтобы выступили в процессе со стороны защиты. Этот список странным образом был завизирован, был принят прокуратурой, но странным образом не оказался в списке, который должен был находиться в деле. То есть, вот этих странностей и этих нарушений – что находится в компетенции европейского суда по защите прав – понятно, что отсутствие справедливости, беспристрастности здесь видно невооруженным глазом. И на самом деле это элементарное попрание законов – когда отказываются предоставлять доказательства, которые нужны противоположной стороне.

Е.АЛЬБАЦ: Довольно много идет сообщений по СМС. Николай: «А почему народ должна беспокоить судьба Ходорковского?» Отвечу вам, Николай – потому что если такое можно сделать с самым богатым человеком страны, То это значит, что с любым из нас можно не считаться и сделать с нами все, что угодно. Потому что если можно было провести так первый процесс по ЮКОСу, как он был проведен, когда Ходорковский имел достаточно средств на лучших адвокатов страны, и всем было совершенно очевидно, и об этом сейчас говорят даже люди, близко связанные с властью – напомню, недавно на «Эхо Москвы» об этом говорил главный редактор «Эксперта» Фадеев, что это был политически-мотивированный процесс, это был политический процесс. Так вот если можно такое сделать с человеком, у которого достаточно было и денег и сил, чтобы нанять лучших адвокатов, то с каждым из нас можно сделать все, что угодно. Потому что если можно держать в тюрьме в Чите, а не в колонии - а он, между прочим, осужден на колонию, и не на «строгача», а на обычную колонию, где он должен был бы ходить нормально поколении, гулять, - самое страшное, что есть – это сидеть в «крытке», то есть, в тюрьме. Вот если с ним такое можно делать, то с любым из нас - с вами, Николай, со мной – с любым из нас можно делать ровно то же самое. Потому что то, что у нас развалилась судебная система – это прямое следствие дела ЮКОСа. То, что у нас абсолютный беспредел в так называемых правоохранительных органах, что у нас чекисты и менты крышуют бизнесы и отбирают у них последнее, то, что сейчас берут так, как будто завтра Апокалипсис – поспрашивайте у своих коллег по бизнесу – это все следствие дела ЮКОСа. Оно вообще кардинально изменило ситуацию в стране. Должно сказать – я никогда не была сторонником Ходорковского, пока он сел – никогда. И очень много писала и по МЕНАТЭПу, и по ЮКОСу, - далеко не лестные для них статьи. То, что было проделано в 2003 г. – это за пределами добра и зла. Поэтому. Андрей: «Я не люблю Ходорковского, но уважаю его ум». Марина Филипповна, вас тут называют «Святой Девой Марией». Марина: «Можно ли написать Михаилу Борисовичу письмо в тюрьму?»

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Конечно, можно.

Е.АЛЬБАЦ: А как можно написать?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Просто «Матросская Тишина. Ходорковскому»

Е.АЛЬБАЦ: И дойдет?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Да.

Е.АЛЬБАЦ: А вообще, он много получает писем?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Очень много. Он получает очень много писем, и я очень много писем. Причем на днях получила письмо от какой-то женщины, которая просит передать ему, и называет его «Мишенька Борисович».

Е.АЛЬБАЦ: Кто чаще пишет – мужчины, женщины?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: И мужчины и женщины.

Е.АЛЬБАЦ: А бизнес пишет? Советы у нее спрашивают?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: У него – может быть, я не знаю.

Е.АЛЬБАЦ: Представьте – завтра случилось бы чудо и вы и все журналисты встречали бы Ходорковского и Лебедева у ворот Матросской Тишины, что бы дальше сделал Ходорковский? Чем бы стал заниматься? Куда бы поехал? Остался бы в стране, или уехал?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Не знаю. Он всегда раньше говорил о том, что до 45 лет будет заниматься бизнесом, а потом будет заниматься образовательными программами. Этот вопрос его всегда очень интересовал. Мне кажется, он бы этим и занялся.

Е.АЛЬБАЦ: Пошел бы преподавать?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: не преподавать. А то, чем он занимался – организовывал проекты «Открытая Россия», и так далее. Ну, сейчас, может быть, что-то и изменилось, но раньше он всегда мечтал об этом.

Е.АЛЬБАЦ: То есть, вы убеждены, что в бизнес он бы не вернулся?

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Нет, в бизнес он не вернется. Он и раньше говорил, что не вернется.

А.КАНДАУРОВ: В последнем интервью он на самом деле написал, что занялся бы еще альтернативной энергетикой, которую он называет «новой энергетикой будущего» - это вообще блестяще совершенно. Потому что я сам фанат, я вообще считаю, что прорыв человечества научно-технический будет осуществлен по этой линии и частично, я думаю, будут из кризиса выходить. И лучшего менеджера в стране для развития этого направления. А я думаю, если мы не включимся в эти процессы, то лет через 15 мы вообще бесконечно отстанем от всех – лучшего бы, конечно, человека для того, чтобы двинуть эту проблему, думаю, что вряд ли в стране есть.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Кстати, старший сын его тоже очень интересуется этой проблемой. Я знаю, что они даже переписывались на эту тему с ним.

Е.АЛЬБАЦ: Я сегодня читала всякие публикации и письма Михаилу Борисовичу – меня поразило = в письме 2006 г. он пишет девочке. Наташе: «Для специалистов, которые смотрят на цифры Росстата – у них голова идет кругом: настолько тяжела ситуация в экономике» - это 2006 год. Представляете, что он видел в этих цифрах 2006 г. Росстата? Он написал: специалистам понятно, что ситуация очень тяжелая.

А.КАНДАУРОВ: Времени у нас мало – я бы вам рассказал случаи из практики, как он листал многотомные отчеты очень умных голов, докторов наук, и в течение пяти минут он находил узловые точки в этих отчетах, многотомных. Они потом ко мне приходили, говорили – слушай, феноменально - они месяцами сидели и составляли. Он феноменальный человек, конечно.

Е.АЛЬБАЦ: И конечно, сейчас был бы эффективным антикризисным менеджером. Спасибо большое, что вы пришли. Удачи вам, надеюсь, мы не первый раз встречаемся в этой студии – процесс будет долгим, и дай бог, чтобы в нашей стране вспомнили о правосудии.

М.ХОДОРКОВСКАЯ: Спасибо. Будем надеяться, что вспомнят.

А.КАНДАУРОВ: Я надеюсь, просто очень надеюсь.

Е.АЛЬБАЦ: Спасибо вам большое. На этом мы завершаем передачу – услышимся через неделю.

Марина Филипповна Ходорковская – мать Михаила Ходорковского – родилась 13 сентября 1934 года, в девичестве носила фамилию Петрова. Вместе с мужем, Борисом Моисеевичем, всю жизнь проработала на московском заводе "Калибр", оба – на инженерских должностях. До 1971 года семья жила в коммунальной квартире.

После выхода на пенсию Марина Ходорковская отдавала время и силы развитию лицея-интерната "Подмосковный" для детей-сирот, на территории усадьбы Кораллово в Одинцовском районе Подмосковья.

Летом 2008 года мать бывшего главы ЮКОСа Михаила Ходорковского обратилась через "Новую газету" к президенту страны, коим тогда был Дмитрий Медведев. "Я Вас очень прошу, сделайте нам такой подарок, ну, сами знаете какой: чтоб сын наш в этот день сидел с нами дома за одним столом", – писала она главе государства. Речь шла о золотой свадьбе, которую родители Ходорковского тогда еще только собирались праздновать 9 октября 2008 года. Тогда Ходорковский был осужден еще только на восемь лет, и пять из них пробыл в тюрьме.

Через пять лет, в июне 2013-го она поздравляла своего сына, осужденного уже на 11 лет колонии, через видеозапись.

Если на этапе исполнения приговора по первому делу Марина Ходорковская еще надеялась на досрочное освобождение сына (ей принадлежит ставшая знаменитой фраза, что ее сына освободят, когда Медведев поймет, что главой государства является он, а не Путин), то после второго дела и нового приговора эти надежды развеялись. На 50-летии сына она бросила фразу: "Сын не выйдет, пока Путин у власти".

В марте 2012 года Марина Ходорковская опубликовала заявление под заголовком "Люди, проснитесь!", в котором высказала мнение, что без мощного, но мирного давления на власть со стороны миллионов граждан не стоит надеяться на возможность либерализации существующей системы.

"Я обращаюсь ко всем здравомыслящим жителям нашей страны. По моему мнению, еще не очень большое количество людей понимают, что именно надо делать, если они хотят жить в этой стране по-человечески. Если мы ограничимся тем, что сделали, и больше не будем о себе громко заявлять, то будет завинчивание гаек", – сказала она в интервью Радио Свобода .

После ареста и заключения Михаила Ходорковского Марина Филипповна продолжала поддерживать созданный им лицей в Кораллово. В 2009 году несколько семей детей, переживших теракт в Беслане в 2004 году, получили уведомления от налоговой инспекции, поскольку дети эти учатся в Подмосковье. Оказалось, что это пережившие бесланскую трагедию школьники, которых принял у себя лицей. "Если это так, то тогда это та же самая волна, которая обрушилась на ЮКОС, она, значит, также обрушивается и на детей, которые воспитываются в этом лицее", – заметила тогда Марина Ходорковская в интервью Радио Свобода .

В последнее время Марина Филипповна болела и лечилась за границей.

Марина Ходорковская не была известна широкой публике, когда она была матерью одного из самых успешных предпринимателей России, но оказалась в центре внимания журналистов, став матерью политзаключенного. Но даже в этом качестве она не была политической фигурой, разве что однажды, когда во время оглашения приговора по второму делу ЮКОСа, не сдержавшись, выкрикнула в зале суда: «Будьте вы прокляты!» Выхода сына из тюрьмы она ждала, зная, что смертельно больна. Михаил Ходорковский должен был выйти на свободу 24 августа2014 г., но, как рассказала Евгения Альбац, написал прошение о помиловании, зная о болезни матери.

В 1963 году у Марины Филипповны и Бориса Моисеевича родился сын Михаил, который...

Родилась в 1934 году. После десятилетки пошла в техникум, проучилась там два с половиной года. Затем ее направили на завод счетно-аналитических машин. Далее Марина Ходорковская устроилась на московский завод "Калибр", выпускавший точную измерительную аппаратуру, где проработала инженером-технологом 35 лет.

В 1963 году у Марины Филипповны и Бориса Моисеевича родился сын Михаил, который впоследствии стал бизнесменом, возглавил НК ЮКОС, а позднее был осужден за хищение нефти и неуплату налогов. C 1994 года Михаил Ходорковский начал финансировать лицей-интернат "Подмосковный" в Коралово для детей-сирот, созданием которого занялись его родители Борис и Марина Ходорковские.

Из «Ежедневного журнала»:

Умерла Марина Филипповна Ходорковская. Разумеется, для тех, кто не был с ней знаком лично, она была мамой МБХ. Для тех, кто знаком с обоими - прежде всего он был ее сыном. Все те, кто любит, просто уважает или хотя бы отдает должное Михаилу Борисовичу и видели Марину Филипповну лично или на экране, ясно поняли, что в отличие от знаменитого писателя всем хорошим в себе он обязан маме. И каждый человек, который общался с ней, был обязан ей толикой хорошего в себе.
Марина Филипповна отнюдь не была погружена в политику, это политика вторглась в ее жизнь. Но если, наверняка вопреки ее желанию, определять ее сущность в политических терминах, то можно сказать, что современная стратегия великих цивилизованных государств названа в ее честь - «мягкая сила». И только один раз она сказала отнюдь не мягкие слова - в тот момент, когда услышала чудовищный приговор по «второму делу ЮКОСа». Мы, те, кто любил Марину Филипповну и к кому она была добра, будем помнить ее доброй и мягкой. Те, кому она тогда адресовалась, пусть помнят эти слова, особенно страшные оттого, что сказаны были таким славным и спокойным человеком.
В силу простых и понятных обстоятельств Марина Филипповна была шестидесятницей, и очень любила Окуджаву. Думаю, что восемь строчек поэта, написанные четверть века назад, и ей нравились, и звучат сегодня более чем актуально:
Совесть, Благородство и Достоинство -
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь.
За него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен,
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
Но зато умрешь как человек.

Цит. по «Демократическое сетевое сообщество»
**

С Мариной Филипповной Ходорковской я познакомился, когда МБХ уже сидел. И, общаясь с ней, я понял, откуда в нем эта непреклонность, воля, желание жить – и жить полной мерой.
Именно такие женщины, даже не участвуя напрямую в общественной жизни, стоят за нашими спинами и рядом с нами, делая нас сильнее, спокойнее и увереннее.
Матери, жены, возлюбленные – они создают такие защитные поля, под которыми мы чувствуем себя настоящими мужчинами. Занимаясь политикой, они становятся Маргарет Тэтчер или Мадлен Олбрайт. Оставаясь в тени, они наша надежда и опора.
Вечная память Марине Филипповне.

А. Венедиктов

Зоя Ерошок

Она была очень красивая женщина. Такой непритворно красивой. Хотя, конечно, красивой притвориться нельзя. Как нельзя притвориться свободным человеком. Или – достойным. Или – умным. Или – благородным.

Проще всего сказать: «Я есть!»

Надо быть.

Марина Филипповна Ходорковская была. Красивой. Умной. Свободной. Благородной. Достойной. И – очень-очень выдержанной.

За те последние десять лет, что мы общались, я только один-единственный раз видела слезы в ее глазах. Это когда случился Беслан (Михаил Ходорковский к этому времени сидел уже почти год).

Первое сентября 2004 года. Торжественная линейка в Коралловском лицее для сирот. Музыка, шары в небе, нарядные дети. И – весть о захвате беслановской школы. Потом мы с Мариной Филипповной созванивались по сто раз на день, она говорила, что не отрывается от телевизора, пьет беспрерывно валерьянку, потом они с Борисом Моисеевичем взяли в свой лицей детей, переживших теракт в беслановской школе.

Марина Филипповна после судебных заседаний, где слушалось дело ее сына, возвращалась в лицей и ночами напролет сидела у кроватей беслановских детей, успокаивала их, гладила по голове и рукам. А рано утром – в суд. Когда пробки – дорога занимала и три часа, и четыре.

Есть люди, которые смотрят друг другу в глаза и видят каждый только себя. А Марина Филипповна смотрела на людей – и видела людей. И умела помочь. Словом, делом, взглядом.

У нее было только одно направление: от человека к человеку.

Она страшно переживала за своего единственного сына. Но повторяла: «Как мать – я очень боюсь за него. Но как гражданка – горжусь им». Я думаю, эта материнская гордость придавала силы Михаилу Борисовичу. Впрочем, как и отцовская гордость – тоже.

У нее были тысячи причин и поводов озлобиться, уйти в себя, возненавидеть всех людей и весь мир. Но она никогда не сжимала сердце в кулак. И при всей своей строгости (а она была очень строга и очень разборчива), принципиальности, смелости и решительности – баррикады не воздвигала. Может быть, знала, что не в баррикадах спасение и есть баррикады, за которыми просто пустота.

Десять лет, пока сидел сын, она боялась одного: не дождаться его.

Дождалась.

Встретила на свободе.

Когда уходила из жизни, самые любимые люди – муж и сын – были рядом.

Царство Небесное, Марина Филипповна.

Какое тяжелое лето… Не стало Марины Филипповны Ходорковской. Сегодня, в 2 часа дня пополудни с минутами, в берлинской клинике, она ушла. Ушла, немного не дожив до своего 80-летия, в день рождения мужа, Бориса Моисеевича, с которым они прожили 56 лет. Ушла в окружении своих близких, съехавшихся из Швейцарии, США, России, и самого главного из них — сына, известного миру как МБХ, Михаила Борисовича Ходорковского, главного политзека России на протяжении десяти лет.

«Что вас держит?» - спрашивали Марину Филипповну журналисты вскоре после второго приговора Ходорковскому. Она к тому времени уже давно болела, о чем журналисты не знали, но перед необходимостью спасти сына ее рак отступил.

Дожила.

Они 21 декабря 2013 года, на следующий день после того, как МБХ был отправлен с пересадками из колонии в Сегеже в Берлин. «Время для меня остановилось 25 октября 2003 года, - говорила она в одном из интервью, когда сын еще сидел.- И в этом страшном сне я так и живу».

В этом сне она всегда видела сына на свободе - никогда в тюрьме: «И почему-то я всегда кормлю его борщом».

Было много спекуляций о том, почему Путин вдруг помиловал МБХ, сказав, между прочим, уже на выходе из зала после своей очередной прямой линии с народом в декабре 2013-го, что де Ходорковский уже давно сидит - «десять лет - это много».

На самом деле, никакой конспирологии за этим не было.

Летом 2013 года врачи берлинской клиники обнаружили у Марины Филипповны метастазы. Стало понятно: ей осталось немного и дожить до 24 августа 2014 года, когда МБХ должен был бы выйти на свободу по второму приговору (если бы не случился третий процесс, который тогда уже готовился) ей вряд ли было суждено.

Спустя четыре месяца МБХ, который и из лагеря все эти годы контролировал - если не руководил - жизнью своей большой, разбросанной по миру, семьи, и написал Путину прошение о помиловании, что отказывался делать десять лет. В личном письме объяснил причину - мама смертельно больна. Об этом он сказал мне в том, самом , но попросил об этом не писать: «Я не хотел бы, чтобы мама это прочитала». Они друг друга жалели: Марина Филипповна тоже не сообщала ему в колонию плохих новостей - о мамином приговоре МБХ узнал не от нее.

«А как же Европейский суд?» - это была первая реакция Марины Филипповны, когда я позвонила ей после той пресс-конференции Путина, сказать, что ее сына Путин помиловал.

10 лет она ждала его. Жила ради этого дня. Но после всего пройденного за эти десять лет, ей было уже не все равно КАК он выйдет. Для нее было важно, чтобы МБХ не встал на колени и вышел с достоинством.

И он в том прошении о помиловании так и не признал вины - чего от него требовали десять лет. «Мама меня на порог бы не пустила», - сказал он в интервью.

Марина Филипповна родилась в дворянской семье. Революцию родители, мягко говоря, не слишком приняли. Но не уехали - «были патриотами», - рассказывала она. Сама Марина Филипповна всю жизнь проработала на московском заводе «Калибр» - она была инженером-механиком по холодной обработке металла. Там же, только конструктором, работал и Борис Моисеевич: собственно в техникуме при заводе они и познакомились.

С виду мягкая, она была совершенно стальным человеком: остается только догадываться, что она пережила за десять лет тюрьмы сына.

Она всю жизнь боялась самолетов, говорила, что ее тошнило даже, когда видела самолет в небе, но по первому приговору МБХ заслали в колонию в Краснокаменске, в Забайкальском крае, поближе к урановым рудникам и границе с Китаем. И она летала к нему: сначала шесть с половиной часов от Москвы до Читы, потом 535 километров на машине до колонии. Летала столько, сколько позволяла наша «гуманная» пенитенциарная система. И все - ради того, чтобы увидеть сына через стекло, поговорить по тюремному телефону три часа под пристальным контролем вохры. Потом он был в СИЗО в Чите.

Потом второй процесс в Москве: «Будьте вы прокляты»,- сказала она судье Данилкину, который объявил новый приговор ее сыну, по которому МБХ предстояло сидеть еще семь лет. Потом Сегежа, колония в Карелии: сутки туда, три часа через стекло - и снова ни обнять, ни прижать, сутки обратно домой в подмосковное Кораллово: они жили на территории интерната для сирот солдат и офицеров, погибших в Чечне - интерната, созданного Ходорковским: Борис Моисеевич и Марина Филипповна были мамой и папой этого интерната.

Там же, в Кораллово, она каждый год собирала друзей на . И с каждым годом у нее все меньше оставалось надежды, что она увидит его на свободе, а не через перегородку тюремного стекла.

О том, что она сама обречена, Марина Филипповна знала: диагноз ей поставили еще, кажется, в 2004-ом. Но у нее было дело важнее ее собственного здоровья: она летала по всему миру, что с ее болезнью было совсем не просто, встречалась с Саркози, с Меркель, выступала в академических и правозащитных аудиториях - она боролась за сына и параллельно лечилась - чтобы иметь возможность продолжать эту борьбу. Ну а кроме того - внуки, Паша, Настя, Илья, Глеб, жены сына, Лена и Инна, Борис Моисеевич, который совершенно уже не верил, что увидит сына на свободе - она держала семью, была ее стержнем.

Этим летом состояние ее здоровья сильно ухудшилось. «Женя, я же все понимаю», - говорила она и тут же переводила разговор на другое: она следила за политикой, за новостями, интересовалось жизнью окружавших ее людей. Она была чудесным, умным собеседником, изумительно теплым и доброжелательным человеком, умела слушать, способна была - чтобы с ней и у нее не происходило - искренне сопереживать бедам других. Она знала, что уходит и волновалась о «деде» - так она называла Бориса Моисеевича: как же он останется без нее… И вот ушла. И сын, которого она столько ждала, был рядом.

Марина Филипповна Ходорковская будет похоронена в Москве.


Top